Салимов удел [= Жребий; Судьба Салема; Город зла; Судьба Иерусалима ] - Стивен Кинг

— А тело?

— Мы с Каллахэном положили его лицом вниз в какой-то ящик,который стоял в подвале — может, это в нем Барлоу прибыл сюда. И меньше часаназад сбросили в Королевскую реку, заполнив камнями. Отвезли на машинеСтрейкера. Если кто и заметил ее у моста, подумают на него.

— Правильно. Где Каллахэн? И мальчик?

— Пошли к Марку домой. Придется все рассказать его родителям— Барлоу угрожал им персонально.

— А они поверят?

— Если нет, Марк заставит отца позвонить вам.

Мэтт кивнул. Вид у него был очень усталый.

— Да, Бен, — сказал он. — Подите сюда. Сядьте на кровать.

Бен послушно подошел. Лицо было пустым, ошеломленным.

Он сел и аккуратно сложил руки на коленях. Вместо глаз —выжженные сигаретой дыры.

— Вы безутешны, — сказал Мэтт. Он взял руку Бена в свои. Тотне воспротивился. — Но это неважно. Время утешит. А она обрела покой.

— Он держит нас за кретинов, — глухо проговорил Бен. — Оносмеял нас — всех по очереди. Джимми, дай письмо.

Джимми подал Мэтту конверт. Тот вытащил тяжелый листок ивнимательно прочел, держа бумагу у самого носа и едва заметно шевеля губами.Опустив письмо, Мэтт сказал:

— Да, это он. Эго Барлоу даже крупнее, чем я представлял.Просто в дрожь бросает.

— Он оставил ее для смеха, — глухо выговорил Бен. — А самогодавно и след простыл. Бороться с Барлоу все равно, что драться с ветром. Должнобыть, мы кажемся ему букашками. Таракашками, суетящимися ему на потеху.

Джимми открыл рот, чтобы что-то сказать, но Мэтт еле заметнопокачал головой:

— Вы далеки от истины, — сказал он. — Если бы Барлоу мог, онзабрал бы Сьюзан с собой. Он не отдал бы свою Нежить шутки ради — ведь их такмало! Бен, отвлекитесь на минутку и задумайтесь: что вы ему сделали. Убили Стрейкера,его товарища. И, по собственному признанию Барлоу, даже вынудили его принятьучастие в этом убийстве из-за ненасытности аппетитов. В какой же ужас он долженбыл придти, очнувшись от своего сна без видений и обнаружив, что безоружныймальчишка разделался с таким страшным созданием!

Мэтт с некоторым трудом сел в постели. Бен повернул голову исмотрел на учителя. В первый раз с тех пор, как вышедшие из дома Марстенатоварищи отыскали молодого человека на заднем дворе, он проявил какую-тозаинтересованность.

— Может, это не самая большая победа, — задумчиво проговорилМэтт. — Вы выгнали Барлоу из дома — из дома, который он сам избрал. Джиммисказал, что отец Каллахэн простерилизовал подвал святой водой и запечатал двериСвятым причастием. Если Барлоу еще раз зайдет туда, он погибнет… и он этопонимает.

— Но он же удрал, — сказал Бен. — Какая разница?

— Удрал, — мягко повторил Мэтт. — А где он сегодня спал? Вбагажнике машины? В подвале у одной из своих жертв? Может быть, в подвалестарой методистской церкви на Болотах, которая сгорела во время пожарапятьдесят первого года? Где бы он ни спал, вы думаете, ему там понравилось? Илион чувствовал себя в безопасности?

Бен молчал.

— Завтра вы начнете охоту, — сказал Мэтт, стиснув руку Бена.— Не только на Барлоу — на всю мелкую рыбешку, а ее к завтрашнему утру окажетсяой как много. Их голод не утолить никогда. Они будут есть, пока не обожрутся.Ночи принадлежат ему, но днем вы будете гнать и гнать Барлоу до тех пор, покаон не перепугается и не унесет отсюда ноги, или пока вы не выволочете его насолнечный свет, проткнутого колом и визжащего.

Эта речь заставила Бена вскинуть голову. Лицо оживилось отпугающего воодушевления. Губы тронула слабая улыбка.

— Да, да, — прошептал он. — Только не завтра, а сегодняночью. Сейчас же…

Мэтт молниеносно вцепился Бену в плечо на удивление сильнойи жилистой рукой.

— Нет, не сегодня. Эту ночь мы проведем вместе: вы, я, отецКаллахэн, Джимми и Марк с родителями. Теперь он знает… и боится. Только безумецили святой посмел бы приблизиться к Барлоу, когда тот бодрствует в породившейего ночи. А среди нас нет ни святых, ни сумасшедших. — Учитель закрыл глаза итихо проговорил: — По-моему, я начинаю понимать Барлоу. Лежу тут на больничнойкойке и играю в Майкрофта Холмса — пытаюсь предугадать шаги нашего врага,поставив себя на его место. Барлоу прожил много столетий. Это блестящий ум, ноон еще и эгоцентрик, как явствует из письма. Почему бы и нет? Его эгоразрасталось подобно жемчужине, слой за слоем, пока не стало громадным ипагубным. Его переполняет гордыня, вот уж, вероятно, кто настоящий хвастун! Ижажда мести Барлоу должна быть всепоглощающей, вызывающей трепет, но неисключено, что на ней можно сыграть. — Мэтт открыл глаза, мрачно поглядел наобоих молодых людей и поднял крест. — Его это остановит. Но вдруг Барлоуиспользует на манер Флойда Тиббитса еще кого-нибудь? Того крест может неостановить. Думаю, сегодня ночью Барлоу попробует избавиться от некоторых изнас… От некоторых или от всех.

Мэтт взглянул на Джимми.

— Я думаю, отослав Марка с отцом Каллахэном в дом родителейМарка, вы рассудили неправильно. Можно было позвонить им отсюда и вызвать, невводя в курс дела. А теперь мы разделены и особенно я тревожусь за мальчика.Джимми, лучше бы ты им позвонил… Позвони-ка сейчас.

— Ладно. — Джимми поднялся.

Мэтт посмотрел на Бена.

— Вы остаетесь с нами? Будете бороться на нашей стороне?

— Да, — хрипло ответил Бен. — Да.

Джимми вышел из комнаты, прошел по коридору к ординаторскойи отыскал в справочнике номер Питри. Быстро набрав его, он с болезненным ужасомуслышал в трубке вместо гудков звонящего телефона пронзительный вой вышедшей изстроя линии.

— Он до них добрался, — сказал Джимми.

Выражение лица молодого врача испугало старшую сестру,поднявшую глаза на звук его голоса.

18

Генри Питри был образованным человеком. Он получил степеньбакалавра наук в Северо-западном университете, мастера — в Массачусетском техеи доктора философии — на экономическом. Прекрасную должность преподавателямладших курсов колледжа он оставил ради административного поста в страховойкомпании «Благоразумный» — не только в надежде приработать, но и излюбопытства: Генри Питри хотелось посмотреть, подтвердит ли практика егоопределенные экономические теории. Он надеялся, что к следующему лету сумеетвыдержать испытание на дипломированного бухгалтера, а еще через пару лет —экзамен на адвоката. Сейчас целью Генри Питри было войти в восьмидесятые годы,занимая высокий экономический пост в федеральном правительстве. Увлечение Маркасверхъестественным шло не от Генри — отцовская логика была законченой ицельной, а мир — механизированным до степени почти полного совершенства. Генри— зарегистрированный демократ — на выборах семьдесят второго года голосовал заНиксона не потому, что верил, будто тот честен (Питри не раз говорил жене, чтосчитает Ричарда Никсона неизобретательным плутом, в котором тонкости не больше,чем в промышляющем у Вулворта воришке), а потому, что оппозиция состояла изненормальных строителей воздушных замков, которые привели бы страну кэкономической разрухе. На контркультуру шестидесятых Генри взирал со спокойнойтерпимостью, рожденной из убеждения, что та рухнет, не причинив никакого вреда,поскольку не имеет под собой финансовой основы. Любовь мистера Питри к жене исыну не была красивой (кто же станет воспевать стихами страсть человека,скидывающего носки на глазах у жены), зато — прочной и непоколебимой. Генри былчеловеком прямым, верил в себя, а еще — в естественные законы физики,математики, экономики и (несколько меньше) социологии.